Часть 6 - Казачий хутор Садки
Командир взвода А. Н. Копанев
В следующем бою ранили наводчика, старший лейтенант сам стал за панораму орудия, действиями расчёта были рассеяны контратакующие цепи противника, уничтожено 20 гитлеровцев. Подвиги А. Н. Копанева были отмечены по заслугам, вручили орден Великой Отечественной войны 1 степени.[1] В 1985 году награждён ещё одним орденом Великой Отечественной войны 1 степени, 5 юбилейными медалями Победы в Великой Отечественной войне, медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
Алексей Алексеевич Михевичев призвался из хутора Садки, служил в артиллерии командиром вычислительного отделения. Артиллерийская разведка — опасная боевая работа. Находясь в передовых порядках пехоты, сержант обнаружил и засёк две батареи противника, передал данные на наблюдательный пункт, немецкие орудия были уничтожены. Награждён медалью «За боевые заслуги». В 1943 году, под артобстрелом, с риском для жизни устранил четыре порыва линии связи. Вручили высокую солдатскую награду — медаль «За отвагу», а также медаль «За оборону Сталинграда».
Михаила Копанева весной 1941 года призвали из хутора Садки на срочную службу — радистом в гаубично-артиллерийский полк, ему было 26 лет. Часть дислоцировалась под Перемышлем, около польской границы. На 22 июня гаубицы были спрятаны в роще, немецкие самолёты стали бомбить расположение полка. Артиллеристы пытались спасти орудия, однако кони были необстрелянные, под вой самолётов и авиабомб рвали постромки, падали, ломали ноги, создавался хаос. Командир не растерялся, принял самостоятельное решение на прорыв к своим, шли организованным отступлением. Пришлось познать всю горечь поражения, 600 километров прошёл Михаил пешком на восток — до Белой Церкви, что и спасло в дальнейшем. Офицеры и солдаты, вышедшие из окружения с петлицами, личными документами и оружием, не попадали в фильтрационные лагеря, а шли прямо на боевые позиции.
Под Киевом в полукольцо попало две дивизии. Немцы миномётным огнём с высокого правого берега реки методично уничтожали дивизии, расположенные в низине долины левого берега. 157-й артиллерийский полк располагался дальше, сзади позиций стрелковых подразделений. Однако координат огневых точек противника из дивизий не доставляли. К артполку послали связника, обстрел был такой интенсивности, что в пути он был убит. Приполз второй, доложил, что осколок мины попал в рацию, разбита радиолампа, нужно вызвать артиллерийский огонь ваших батарей, а связи нет. Командир приказал из запаса выдать лампу, второй связной уполз. И ни слуху, ни духу. Командир вызвал М. М. Копанева и сказал: «Миша, я знаю, что у тебя двое детей. Но надо, бери ещё одну лампу и помогай своим».
Радист М. М. Копанев
Смышлёный радист лампу закрутил в портянку, под мышку засунул. Нашёл убитого связника, достал у него ещё одну лампу. На виду у немцев М. М. Копанев пробирался к позициям, наблюдатели его засекли и открыли миномётный огонь, — взрыв, потерял сознание. Не дополз до окопов совсем немного, оставалось 20 метров, но его притащили свои. Кинулись искать лампу, одна оказалась разбитой, та, что была замотана, чудом сохранилась. Бесценную деталь вставили в рацию, можно было вести коррекцию огня. Батареи подавили огневые точки противника, масса машин, орудий пошла в движение, окружение было разорвано. Храбрый боец долгие месяцы провёл в госпиталях, с перебитой рукой остался инвалидом на всю жизнь.
Сергея Никифоровича Попова наградили орденом Великой Отечественной войны II степени. Красноармеец Тимофей Анисимович Челбин был ранен и контужен, вручили медаль «За боевые заслуги». Младший сержант Георгий Емельянович Чувильдеев служил командиром отделения, награждён медалью «За боевые заслуги».[2]
Достойно воевали и вернулись домой участники Великой Отечественной войны Василий Болдырев, Алексей Ильченко, Михаил Литвиченко, Тихон Иванович Паршин, Анатолий Евгеньевич Персиянов, Никифор Попов, Николай Александрович Попов.
Послевоенный голод коснулся всех. Запасов никаких, жителей хутора спасали суслики, раки, лебеда и крапива, как могли, спасались личным подсобным хозяйством.
У Поповых приусадебной земли было 46 соток, кукурузы 4, подсолнухов 1, бахчевых 20, картофеля две сотки. Да ещё и сад в 15 соток, 18 корней, корова, телёнок. Не бог весть какое богатство вырастало на этих делянках, но семью продукция поддерживала, даже при условии сдачи налогов.
Паршины откопали спрятанную от немцев картошку, весной посадили огород, часть картофеля оставили на еду, а излишки дедушка возил по ближним хуторам, обменивал на другие продукты, которых не хватало в семье.
Жизнь постепенно начала налаживаться в 1950–60-е годы. Место было живописное, Садки стал красивым населённым пунктом, сады сплошь покрывали всё пространство хутора, у каждой семьи были большие огороды, по 60–70 соток.
Дом Ивана и Марии Паршиных стоял на проулке, ведущему к кладбищу. За домом разбили сад, в котором росли вишни, яблони, груши, в основном сорта «Бергамот». По бокам сада тянулись тёрны. В конце сада уже была река Сал, под берегом ставили вентерь для ловли рыбы.
Начальную школу построили в живописном месте, с видом на реку Сал. Учительницу прислали молоденькую, Людмилу Андреевну Романову. Высокая, стройная, она стала для хуторян примером воспитанности, затем преподавала в Барабанщиковской школе русский язык и литературу. Второй учительницей была Эльвира Константиновна Дукмасова, она долгое время работала в Дубовской школе, присвоили почётное звание «Заслуженный учитель РСФСР». Рядом со школой высадили небольшой парк, неподалёку магазин. В этом же месте, на изгибе реки, рядом с большой одинокой грушей, ребятишки устроили купальню, с пологим спуском, дно твёрдое, удобное.
У одного хуторянина по кличке «румын» (родился в 1943 году, потому и кличка) был патефон, накрутят ручку, вставят пластинку — знатные танцы получались.
Воду для хозяйственных нужд носили из реки, а для домашних надобностей женщины доставляли на коромыслах из колодца с питьевой водой, который располагался на выезде, в районе тополиной рощи.
Кладбище находилось в самом дальнем куту хутора — на конце полуострова, напротив хутора Русско-Садовский, который располагался рядом, за рекой Сал.
Жилось весело, детишек было много. За магазином располагалась площадка, на которой гоняли футбол. Вечером играли «в тургулю», искали спрятавшегося в куширях (зарослях), затем менялись местами. Интересной была игра «в пряник»: ножик бросали через колено, с зубов, с локтя, да так, чтобы воткнулся в землю. Проигравшему наказание: забивали поглубже в землю колышек — и вытаскивай зубами, что было занятием не из приятных. Играли в лапту. Своего пастуха для хозяйского поголовья не было, по очереди от каждой семьи дети выгоняли скотину на пастьбу — с утра и до вечера. Остальные сверстники собирались рядом, помогали, заодно водили разные игры. Курево у молодёжи было не в моде, лишь один парень смолил цигарки с 17 лет, остальных курящих не имелось.
Пожилые собирались вечером, раскладывали лото «под копеечку». К утру уже пора коров доить, а они никак не могут бросить увлекательное занятие. Внучата как-то после игры обнаружили в заначке мешочек с одними копейками, само собой, бабушку раскулачили, забрали денюжку для того, чтобы купить складной ножичек. Продавщица тут же донесла: «Ивановна, приходили твои внуки, сказали, что выиграли мелочь в лото». Бабка вставила наследникам по самое некуда.
Промышляли по округе, собирали ежевику, зарослей которой вокруг Сала было множество. Вокруг Садков были высажены кусты терновки, плодами которой лакомились, приносили домой для начинки пирожков. Ходили в лесополосу, в стороне хутора Верхнежировского, там росли тюльпаны, луковицы которых шли на пропитание. В лесополосе имелась во множестве айва-дичка, она хоть и вязла во рту, но была вкусной.
Деда Берёзин в хуторе Щеглове развёл виноград (сейчас на этом месте нефтебаза). Ночью сходят садковские ребята за два километра, наберут кисти за пазухи, и наедаются до отвала. У деда Клевцова в саду были «райские» яблоки, тоже предмет для добычи.
Достопримечательностью хутора был заготовитель В. А. Егоров, кликали его «гунник», он собирал бумагу на макулатуру, старую одежду, обноски, по-казачьи — «гуни». Ребята утащат из дома что-нибудь пригодное для сдачи, глядишь, для рыбалки леску или крючки раздобыли у заготовителя. Бабка кинется — а в доме то старой фуфайки нет, то телогрейки.
Иногда в хутор забредали цыгане, они чаще всего шли пешком, просились, чтобы накормили. Однажды хозяйка только приоткрыла дверь — табором бросились на пол и сразу спать. Утром их с трудом вытурили на хутор Русско-Садовский, а на следующий день детишки стали чесать себе головы, цыгане «наградили» вшами.
Часто садковцам приходилось спасаться от разливов реки, не разливался Сал редко когда. Случалось, что в половодье уносило хозяйственные постройки, обветшалые дома. Спасались, кто как мог, сидели на крышах домов, сараев, переходили на участок, где располагалось кладбище, там место было самое высокое.
