Атаман со свинцом в сердце

Атаманский дворец в Новочеркасске огласил звучный пистолетный выстрел. Можно смело утвержтать: он разнесся по всей России. Вскоре после этого выстрела пулю передали в Донской музей: длительный приговор времени вовсе не требовался для того, чтобы и этот выстрел, и ту пулю причислить к разряду исторических.

В чем тут причина? Да в том, что то была пуля от кольта, из которого донской еггаман Алексей Максимович Каледин выстрелил себе в сердце сумрачным январским днем 1918 года. Судьба атамана взволновала всю расколотую гражданской войной Россию.

Каледин — фигура длядонской истории поистине знаковая: в учебниках можно прочесть, что 1 8 июня 1917 года возрожденный Войсковой казачий Круг избрал его в Новочеркасске первым с петровских времен вольным донским атаманом. Во врученной ему грамоте подчеркивалось, что «при­родный казак, генерал и Георгиевский кавалер» был избран «от всего Великого Войска Донского вольными голосами»' и ему было поручено управление им.

На своем посту атаман Каледин пробыл немногим более семи месяцев, но его деятельность была в это время постоянно на вату у всей вздыбленной революцией России. Особое внимание к персоне Каледина было приковано после растиражированного многими столичными газетами сообщения донского правительственного издания «Вольный Дон об ультиматуме, предъявленном донским атаманом главе Временного правительства А.Ф. Керенскому в поддержку Л.Г. Корнилова: после смещения того с поста Верховного главнокомандующего российской армии.

Первого сентября 1917 года было сообщено, что в телеграмме Керенс­кому атаман Каледин „указывает на необходимость соглашения с требованиями генерала Корнилова, заявляет о своей полной солидарности с ним'“. Говорилось, что в случае отказа от соглашения Временного прави­тельства с Корниловым. Каледин будто бы пообещал 'принять все меры к тому, чтобы отрезать Москву и Петроград от Юга России».

В газетах поместили телеграммы А.Ф. Керенского и военного министра А.И. Верховского об отстранении Каледина от должности и предании его суду. На Дон был прислан специальный прокурор ДЛЯ расследования «дела» Каледина. Между тем Большой Войсковой Круг полностью оправдал атамана. Каледин публично заявил, что хотя его взгляды сов­падают со взглядами Корнилова, но в его выступлении он никакого участия не принимал Это же утверждение было повторено газетой ''Ростовская речь''. приведшей его высказывание 1 сентября 1917 года на Восковом Круге о том. что ''никакого отно­шения к корниловскому выступ­лению он не имел и не имеет". А вскоре Керенский был зынужаеи Признать ^и объяснения Каледина удовлетворительными", и «дело» атамана рассыпалось.

Эти события высветили фигуру Каледина в масштабе крупного политика, игравшем весьма заметную самостоятельную роль в тогдашней России. С его именем многие связывали нe только дальнейшие судьбы Юга страны. Но и изменение ситуации в ней в целом. Меньшевистские и эсеровские газеты взахлеб писали о подготовительных перемещениях казачьих частей, о том. что страна в скором времени может столкнуться с влиянием казачьего фактора. Эти сообщения оценивались различными изданиями в зависимости от политических пристрастий либо как тревожные или как обнадеживающие.

Несмотря на свои сложные взаимоотношения с Временным пра­вительством, атаман Калединрешительно осудил его свержение в октябре 1917года. Новую власть в Петрограде он не поддержал, объявив любые выступления в Донской области против Временного правительства незаконными, подлежащими решительному пресечению.

Каледин сделал ряд широковещательных заявлений о непризнании Советской власти и о бескомпромиссной борьбе с нею. И зга борьба раз­вернулась. Правда, в конце октября 1917 года атаман, учитывая сложную ситуацию на Лону, отменил задуманный им поход на Москву. Мало того, он избрал в дальнейшем тактику «нейтралитета», стремясь оградить от советизации Донскую область, провозглашенную после свержения Временного правительстве независимым государственным образованием.

Однако происшедшее в конце ноября — начале декабря 1917 года в Ростове восстание большевиков и их сторонников обернулось ожесто­ченным противоборством на донской земле, одним из главных действующих лиц которого стал Каледин. На Дону заполыхала гражданская война.

Первоначально основная масса казачьего населения была весьма пассивна по отношению к разворачивавшемуся противоборству, надеясь переждать бурные события в стороне. Казачьи части одна за другой отка­зывались воевать против красных. В этих условиях Каледин, стремившийся преградить путь советизации Дона, стал стремительно терять рычаги атаманской власти.

В конце января 1918 года советские войска, включая подразделения Донского военно-революционного комитета, смогли приблизиться к Новочеркасску. Атаман Каледин и предводители Добровольческой армии, находившиеся в Ростове, стали поспешно обсуждать варианты выхода из сложившейся ситуации.

Двадцать шестого января Каледин отправил в Ростов телеграмму, приглашая на срочное совещание генералов М.В. Алексеева и Д.Г. Кор­нилова. Однако на это совещание, состоявшееся тогда же вечером, в донскую столицу прибыли не первые лица, а лишь начальник штаба Добровольческой армии генерал А.С. Дукомский. Положение под Ростовом оказалось настолько сложным, что ни Алексеев, ни Корнилов не рискнули отлучиться в Новочеркасск.

Среди мнений, высказанных на совещании, особо настойчиво звучало предложение, чтобы атаман, правительство и Войсковой Круг покинули донскую столицу и перебрались в другое, более безопасное место. На эти пожелания Каледин категорически заявил, что он считает «недопустимым атаману бежать из столицы Донского края и скитаться по станицам». Алексей Максимович решительно подчеркнул, что, если ничего не выйдет, то он погибнет здесь, в Новочеркасске.

Двадцать восьмого января атаман обратился с воззванием к донским казакам. Оно стало последним. Воззвание завершалось таким призывом: «Время не ждет, опасность близка, и если вам, казаки, дорога самосто­ятельность нашего управления и устройства, если вы не желаете видеть Новочеркасск в руках пришлых банд большевиков и их казачьих приспешников — изменников, — то спешите на поддержку Войсковому правительству посылкой казаков-добровольцев в отряды.

В этом призыве у меня нет личных целей, ибо для меня атаманство -тяжелый долг. Я остаюсь на посту по глубокому убеждению сдать пост, при настоящих обстоятельствах, только перед Кругом».

На следующий день, 29 января 1918 года, Каледин собрал утром в атаманском дворце заседание Донского правительства. В своем выступлении он назвал положение донских властей безнадежным. Сказал, что почти все окружные станицы находятся в руках большевиков, боевых частей нет. Для зашиты Донской области на фронте имеется лишь 147 штыков. Признался, что со стороны населения не только нет поддержки, но и проявляется враждебное отношение. Сообщил, что поздно ночью получил телеграмму от генерала Корнилова, в которой тот известил его, что Добровольческая армия ввиду безнадежности положения на Дону покидает Ростов и уходит на Кубань. Мало того, Корнилов просил Каледина отдать распоряжение добровольческим ротам сняться с новочеркасского фронта и идти в Ростов на соединение с покидавшей его армией.

Атаман закончил свое выступление весьма неутешительным выводом: «Таким образом, господа, у нас больше нет сил и сопротивление беспо­лезно. Я не хочу лишних жертв, лишнего кровопролития, предлагаю сло­жить свои полномочия и передать власть городскому самоуправлению. Пусть оно само выйдет на переговоры с большевиками и предотвратит кровопролитие».

Председатель Войскового Круга Н.М. Мельников вновь предложил атаману оставить Новочеркасск и уйти в степи, начав немедленно переброску всего необходимого в станицу Константиновскую. Каледин однако на это не согласился. Было принято решение передать власть Новочеркасской городской управе, собравшись в 16 часов с этой целью в ее помещении. На этом заседание завершилось. Все разошлись около 14-ти часов.

Прощаясь, Каледин передал Мельникову остаток хранившихся у него казенных денег. Затем он вызвал к себе начальника штаба походного атамана И продиктовал ему свой последний приказ, в котором попытался предотвратить для самих казаков саму возможность стрелять друг в друга: «Объявляю, что каждый партизан, каждый отдельный партизанский отряд может считать себя свободным и может поступать с собой по своему усмотрению. Кто… хочет, может присоединиться к Добровольческой армии, кто хочет, может перейти на положение обывателя и скрыться. Этим я открываю фронт с единственной целью: не подвергать город всем ужасам гражданской войны».

После этого Алексей Максимович зашел в покои атаманского дворца, выделенные для его жены — Марии Петровны. Пробыл от там всего несколько минут. Затем отправился в покои своего брата Василия. Там он написал, а, скорее всего, подписал заранее составленное письмо генералу Алексееву.

Вот его текст: «Многоуважаемый генерал Алексеев! Волею судеб и желанием казачества Тихий Дон вверил Вам судьбу казачества и предложил избавить Дон от ненавистников свободного и здорового казачества, от врагов всякого национального самоопределения, от большевиков. Вы, с Вашим горячим темпераментом и большой отвагой, смело взялись за свое дело и начали преследование большевистских солдат, находившихся на территории Области Войска Донского. Вы отчаянно и мужественно сражались, но не учли того обстоятельства, что казачество идет за своими вождями до тех пор, пока вожди приносят ему лавры победы, а когда дело осложняется, то они видят в своем вожде не казака по духу и проис­хождению, а слабого проводителя своих интересов и отходят от него. Так случилось и со мной и случится с Вами, если Вы не сумеете одолеть врага. Но мне дороги интересы казачества, и я Вас прошу пошалить их и отказаться от мысли разбить большевиков по всей России. Казачеству необходимы вольность и спокойствие; избавьте Тихий Дон от змей, но дальше не ведите на бойню моих милых казаков. Я ухожу в вечность и прощаю Вам все обиды, нанесенные мне Вами с момента Вашего появления на нашем Кругу. Уважающий Вас Каледин».

Письмо было датировано 29 января 2-я часами 12-ю минутами. Вероятно, время было проставлено им на письме в тот самый момент, когда он окончательно решился на самоубийство.

Дальнейшее было описано его заместителем М.П. Богаевским, воссоздавшим детали трагедии по горячим следам случившегося, во втором номере «Донской волны» за 1918 год. По Богаевскому все произошло так: Алексей Максимович положил письмо на стол, повесил на спинку стула свой китель, снял нашейный Георгиевский крест и вместе с часами-браслетом положил рядом с письмом. Потом перекрестился, лег на кровать и, приставив к груди свой кольт, выстрелил в сердце. Пуля прошла сквозь тело, пробила тюфяк и матрац и расплющилась о металлическую решетку кровати.

Затем, как свидетельствовал казачий офицер С. Рытченков (слышавший о случившемся от обитателей атаманского дворца), в комнату на звук выстрела вбежал деншик, за ним жена атамана — Мария Петровна, затем горничная и, наконец, любимый атаманский пудель.

Алексей Максимович лежал на кровати со скрещенными руками. Глаза его были открыты. Он был еще жив. Мария Петровна, как рассказывал С. Рытченков, с пронзительным воплем бросилась к нему: «Алексей! Алексей! Что ты сделал!».

Атаман с усилием перевел взгляд на жену, мгновение смотрел на нее и потом смежил веки.

Судя по воспоминаниям, именно в этот момент в комнату вбежал Митрофан Петрович Богаевский со своей женой Елизаветой Дмитриевной. Поняв, что атаман скончался, он осмотрел рану, поправил его голову и полез под кровать, откуда достал расплющенную пулю — свинцовую виновницу трагедии.

Последующее в описании историка М.П. Астапенко происходило так: «Обратившись к своей жене Елизавете Дмитриевне, он (Богаевский — А.Д.) тихо сказал:

— Сложи платок и подвяжи подбородок.

Потом подошел к телефону и оповестил архиепископа Гермогена о случившемся, вызвал доктора и похоронную команду с гробом.

Несколько часов спустя гроб был доставлен во дворец. Обмытое и обряженное тело атамана перенесли в большой зал дворца. Приехал архиепископ Гермоген, началась первая панихида.

Над Новочеркасском опустилась ночная тьма».

Примечательно, что Митрофан Богаевский не выбросил пулю от кольта, из которого застрелился Каледин. Он сохранил ее и затем она попала в Донской музей и как вещественное напоминание о страшной трагедии, которую пережил знаменитый донской атаман, как свидетельство тех могучих страстей, которые бушевали под сводами атаманского дворца в годину братоубийственной гражданской войны на Дону.

Первоначально тело Каледина покоилось в домовой церкви атаман­ского дворца. Под вечер 1 февраля 1918 года гроб с телом Алексея Максимовича был перенесен в Вознесенский собор. Рядом с ним был поставлен гроб со скончавшимся от ран казачьим офицером В.Н. Крупским. По воспоминаниям С. Рытченкова, в опустевшем соборе у фобов всю ночь сменялся почетный караул, долго молились две монахини.

Утром 2 февраля была отслужена заупокойная обедня и состоялось отпевание. В середине дня похоронная процессия двинулась от собора к городскому кладбищу. Во время похорон покойного атамана ему были возданы подобающие воинские почести.

В печати разных политических ориентации был помешен ряд откликов на самоубийство в Новочеркасске. Причем, на ряду с материалами в бело­гвардейских изданиях, отклик на это событие появился и в центральной большевистской газете «Правда», опубликовавшей 15 февраля 1918 года статью «Выстрел Каледина». Естественно, что в ней происшедшее было оценено как проявление «агонии контрреволюционеров». Казачий же Дон откликнулся по-иному. Через некоторое время имя Каледина было присвоено Донскому политехническому институту в Новочеркасске и сводному казачьему полку.

О могиле Каледина на Новочеркасском кладбище написано немало, ей посвящали даже стихи. О ней было сложено немало историй. Когда Новочеркасск впервые заняли в феврале 1918 года красные, вскоре после самоубийства Каледина, то по стране поползли слухи, что матросы, якобы, эту могилу разрыли, сорвали, будто бы, с мундира атамана погоны, чтобы уравнять его со всеми, и затем тело снова предали земле. Были даже утвер­ждения, что атаманское тело матросы с гиканьем долго таскали по улицам города. Кстати, известный писатель Иван Бунин записал весной 1918 года в своем дневнике утверждение о том, что могила Каледина разрыта большевиками.

Эти слухи долго муссировались. Однако они не имели под собой реальных оснований и оказались только слухами. Кто и зачем их распускал — остается только догадываться.

Детом 1919 года в могиле Алексея Максимовича Каледина была захоронена скончавшаяся тогда его вдова Мария Петровна. Рассказывают, что у этой могилы, над которой стояла в почетном карауле огромное раскидистое дерево, после установления в 1920 году Советской власти на Дону, тайно собирались те, кто разделял его взгляды.

В последние годы могила Каледина на Новочеркасском кладбише незаметно затерялась. До недавнего времени она считалась бесследно исчезнувшей, и лишь в начале 90-х годов эти утверждения оказались устаревшими. В печати появилось сенсационное сообщение о том, что могила найдена, а также обнаружена мемориальная плита с возвы­шавшегося на ней памятника. В апреле 1991 года в газете «Северный Кавказ» было рассказано о том. что «обнаружилась его (Каледина — АЛ.) могила на Старом кладбище Новочеркасска. Находка на счету кооператива „Чистота“, объединившего дворников Новочеркасска. Вначале его прозвали „Бабушка“… Недавно „Бабушка“ взялась за кладбище и откопала из-под мусорных курганов ряд прекрасных мраморных монументов, воздвигнутых некогда войсковым атаманом. Попалась и плита — к сожалению, расколотая! — с именем Каледина».

… Память об Алексее Максимовиче Каледине впитала в себя воспоминания о генерале, которого заслуженно относили к числу «первых вождей русский армии», о прославленном герое, руководившем леген­дарным Луиким прорывом во время первой мировой войны, об атамане, ставшем первым со времен Петра Великого свободно избранным предводителем донского казачества.

Биографы считают, что своим выстрелом Алексей Каледин положил на алтарь донской вольницы искупительную жертву во имя тех, кто не до­рожил этим сокровищем казаков. Он предпочел позору бегства или сдачи на милость своих противников собственную гибель, послав себе в сердце безжалостный свинец. В этом маленьком кусочке свинца спрессовались его представления о чести, долге, искупительной жертвенности.